Неточные совпадения
— М-да, заметно, что и мещанство теряет
веру в дальнейшую возможность
жить так, как привыкло.
Живет все так же, но это —
по инерции. Все чувствуют, что привычный порядок требует оправданий, объяснений, а — где их взять, оправдания-то? Оправданий — нет.
Три дня
прожил лесничий
по делам в городе и в доме Татьяны Марковны, и три дня Райский прилежно искал ключа к этому новому характеру, к его положению в жизни и к его роли в сердце
Веры.
— О, о, о — вот как: то есть украсть или прибить. Ай да
Вера! Да откуда у тебя такие ультраюридические понятия? Ну, а на дружбу такого строгого клейма ты не положишь? Я могу посягнуть на нее, да, это мое? Постараюсь! Дай мне недели две срока, это будет опыт: если я одолею его, я приду к тебе, как брат, друг, и будем
жить по твоей программе. Если же… ну, если это любовь — я тогда уеду!
Когда он отрывался от дневника и трезво
жил день, другой,
Вера опять стояла безукоризненна в его уме. Сомнения, подозрения, оскорбления — сами
по себе были чужды его натуре, как и доброй, честной натуре Отелло. Это были случайные искажения и опустошения, продукты страсти и неизвестности, бросавшей на все ложные и мрачные краски.
Соответственно этой
вере граф Иван Михайлович
жил и действовал в Петербурге в продолжение сорока лет и
по истечении сорока лет достиг поста министра.
Сколько времени где я
проживу, когда буду где, — этого нельзя определить, уж и
по одному тому, что в числе других дел мне надобно получить деньги с наших торговых корреспондентов; а ты знаешь, милый друг мой» — да, это было в письме: «милый мой друг», несколько раз было, чтоб я видела, что он все по-прежнему расположен ко мне, что в нем нет никакого неудовольствия на меня, вспоминает
Вера Павловна: я тогда целовала эти слова «милый мой друг», — да, было так: — «милый мой друг, ты знаешь, что когда надобно получить деньги, часто приходится ждать несколько дней там, где рассчитывал пробыть лишь несколько часов.
Я и
жила по-прежнему-то есть, не по-прежнему: какое сравнение,
Вера Павловна!
Вера Павловна занималась делами, иногда подходила ко мне, а я говорила с девушками, и таким образом мы дождались обеда. Он состоит,
по будням, из трех блюд. В тот день был рисовый суп, разварная рыба и телятина. После обеда на столе явились чай и кофе. Обед был настолько хорош, что я поела со вкусом и не почла бы большим лишением
жить на таком обеде.
Лет до десяти я не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я
живу в доме моего отца, что у него на половине я держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на руках,
Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять и говорила со мной по-немецки; все шло своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
Когда я говорю с братом
по духу, у которого есть та же
вера, что и у меня, мы не уславливаемся о смысле слов и не разделены словами, для нас слова наполнены тем же реальным содержанием и смыслом, в наших словах
живет Логос.
В одном дому у них
по две
веры живет: отец так молится, а сын инако.
Парасковья Ивановна была почтенная старушка раскольничьего склада, очень строгая и домовитая. Детей у них не было, и старики
жили как-то особенно дружно, точно сироты, что иногда бывает с бездетными парами. Высокая и плотная, Парасковья Ивановна сохранилась не
по годам и держалась в сторонке от жен других заводских служащих. Она была из богатой купеческой семьи с Мурмоса и крепко держалась своей старой
веры.
— «Оттого, говорят, что на вас дьявол снисшел!» — «Но отчего же, говорю, на нас, разумом светлейших, а не на вас, во мраке пребывающих?» «Оттого, говорят, что мы
живем по старой
вере, а вы приняли новшества», — и хоть режь их ножом, ни один с этого не сойдет… И как ведь это вышло: где нет раскола промеж народа, там и духа его нет; а где он есть — православные ли, единоверцы ли, все в нем заражены и очумлены… и который здоров еще, то жди, что и он будет болен!
— Оттого, что
по ихней
вере прямо говорится: жена дана дьяволом, то есть это значит: поп венчал, а девки — богом… С девками все и
живут, и, вдобавок, еще ни одна из них и ребят никогда не носит.
На вопрос Степана о том, за что его ссылали, Чуев объяснил ему, что его ссылали за истинную
веру Христову, за то, что обманщики-попы духа тех людей не могут слышать, которые
живут по Евангелию и их обличают. Когда же Степан спросил Чуева, в чем евангельский закон, Чуев разъяснил ему, что евангельский закон в том, чтобы не молиться рукотворенньм богам, а поклоняться в духе и истине. И рассказал, как они эту настоящую
веру от безногого портного узнали на дележке земли.
Прожили мы в этом спокойствии года три; все это время я находился безотлучно при Асафе,
по той причине, что должен был еще в
вере себя подкрепить, да и полюбил он меня крепко, так что и настоятельство мне передать думал.
Несмотря на требования изменения жизни, сознанные, высказанные религиозными руководителями и принятые разумнейшими людьми, большинство людей, несмотря на религиозное отношение к этим руководителям, т. е.
веру в их учение, продолжает в усложнившейся жизни руководствоваться прежним учением, подобно тому как поступал бы семейный человек, если бы, зная о том, как следует
жить в его возрасте,
по привычке и
по легкомыслию продолжал бы
жить ребяческою жизнью.
— Я те скажу, — ползли
по кухне лохматые слова, — был у нас в Кулигах — это рязанского краю — парень, Федос Натрускин прозванием, числил себя умным, — и Москве живал, и запретили ему в Москве
жить — стал, вишь, новую
веру выдумывать.
Предание, еще до сих пор свежее между казаками, говорит, что царь Иван Грозный приезжал на Терек, вызывал с Гребня к своему лицу стариков, дарил им землю
по сю сторону реки, увещевал
жить в дружбе и обещал не принуждать их ни к подданству, ни к перемене
веры.
— А, так вот куда он похаживает; я с самого начала его считала преразвращенным, и чему дивить? Учитель его с малолетства постриг в масонскую
веру, — ну, какому же быть пути? Мальчишка без надзору
жил во французской столице, ну, уж
по имени можете рассудить, какая моральность там… Так это он за негровской-то воспитанницей ухаживает, прекрасно! Экой век какой!
Граф ничего не приводил в опровержение этого мнения: он, по-видимому, и сам разделял опасение попасть в ад, но только он не мог переменить
веры, потому что имел такой взгляд, что честный человек обязан
жить и умереть в той религии, в какой он родился.
— «Принеси фунт золота, лошадь в лесу…» — объяснил Федя. — Золотник по-ихнему три, фунт — два, пуд — один; золото — смола, полштоф — притачка, лошадь — заноза… Теперь ежели взять по-настоящему, какой это народ? Разве это крестьянин, который землю пашет, али там мещанин, мастеровой… У них у всех одна
вера: сколько украл, столько и
пожил. Будто тоже золото принесли, а поглядеть, так один золотник несут в контору, а два на сторону. Волки так волки и есть, куда их ни повороти!..
На том же дворе под прямым углом к старому дому стоял так называемый новый флигель, в котором в трех комнатах
проживала мать владельца, добродушная старушка
Вера Александровна. Она появлялась за домашний общий стол, но, кроме того, пользуясь доходами небольшого болховского имения, варила собственное сахарное и медовое варенье, которым чуть не ежедневно угощала многочисленных внуков, имена которых решаюсь выставить в порядке
по возрасту: Николай, Наталья, Петр, Александр, Екатерина, Иван, Анна.
Вера Филипповна. Разница-то невелика: прежде взаперти
жила, а теперь сама уселась дома. Вот только одно мое удовольствие —
по монастырям стала ездить: в Симонов, в Новоспасский, в Андроньев.
И
жили мы при нем в самой тихой патриархии, он у нас был и рядчик и
по промыслу и
по вере наставник.
Он вглядывался напряженно в потемки, и ему казалось, что сквозь тысячи верст этой тьмы он видит родину, видит родную губернию, свой уезд, Прогонную, видит темноту, дикость, бессердечие и тупое, суровое, скотское равнодушие людей, которых он там покинул; зрение его туманилось от слез, но он всё смотрел вдаль, где еле-еле светились бледные огни парохода, и сердце щемило от тоски
по родине, и хотелось
жить, вернуться домой, рассказать там про свою новую
веру и спасти от погибели хотя бы одного человека и
прожить без страданий хотя бы один день.
— Есть из чего хлопотать! — с усмешкой отозвался Алексей. — Да это,
по нашему разуменью, самое нестоящее дело… Одно слово — плюнуть. Каждый человек должен родительску
веру по гроб жизни сдержать. В чем, значит, родился́, того и держись. Как родители, значит,
жили, так и нас благословили… Потому и надо
жить по родительскому благословению. Вера-то ведь не штаны. Штаны износятся, так на новы сменишь, а
веру как менять?.. Нельзя!
Тетушка так и ахнула: все, говорит, ему явлено! И стала она приставать к живописцу, чтобы он поисповедался; а тому все трынь-трава! Ко всему легко относился… даже
по постам скоромное ел… и притом, слышат они стороною, будто он и червей и устриц вкушает. А
жили они все в одном доме и часто сокрушались, что есть в ихнем купеческом родстве такой человек без
веры.
Если люди
живут в грехах и соблазнах, то они не могут быть спокойны. Совесть обличает их. И потому таким людям нужно одно из двух: или признать себя виноватыми перед людьми и богом, перестать грешить, или продолжать
жить грешной жизнью, делать дурные дела и называть свои злые дела добрыми. Вот для таких-то людей и придуманы учения ложных
вер,
по которым можно,
живя дурной жизнью, считать себя правыми.
— А то, как же! Не все же по-собачьи
жить!.. — И в голосе старого матроса звучала такая же
вера в лучшее будущее людей, какой был проникнут и юный Володя.
По Волге,
по Оке,
по Суре и
по мéньшим рекам
живет народ совсем другой, чем вдали от них, — ростом выше, станом стройней, из себя красивей, силою крепче, умом богаче соседей — издавнá обрусевшей мордвы, что теперь совсем почти позабыла и древнюю
веру, и родной язык, и преданья своей старины.
Потому Красноглазихе в старообрядских домах и было больше доверия, чем прощелыге Ольге Панфиловне, что, ходя
по раскольникам из-за подарков, прикидывалась верующею в «спасительность старенькой
веры» и уверяла, что только
по своему благородству не может открыто войти в «ограду спасения» и потому и
живет «никодимски».
— Ну, уж сделайте ваше одолжение, — перебил майор, — никогда не пробуйте надо мною двух штук: не совращайте меня в христианскую
веру, потому что я через это против нее больше ожесточаюсь, и не уговаривайте меня вина не пить, потому что я после таких увещаний должен вдвое пить, — это уж у меня такое правило. И притом же мне теперь совсем не до того: пить или не пить, и
жить или не
жить. Меня теперь занимают дела гораздо более серьезные: я приехал сюда «
по пенсионскому вопросу».
Генеральша мне показалась очень жалкою и добродушною, и я в глубине души очень расположился к ней за ее сочувствие к Сержу, насчет которого она тотчас же объясняла мне, что он ее племянник
по сестре
Вере Фоминишне и фамилия его Крутович, что он учился в университете, но, к сожалению, не хочет служить и
живет в имении, в двадцати верстах от Киева. Хозяйничает и покоит мать.
— Катя! Меня спрашивают: «Вы против смертных казней, производимых советскою властью?» А я буду вилять, уклоняться от ответа? Это ты называешь — не задирать!.. Я тут всего третий день. И столько насмотрелся, что стыдно становится
жить. Да, Катя, стыдно
жить становится!.. Каждый день
по нескольку человек уводят на расстрел, большинство совершенно даже не знает, в чем их вина. А
Вера с ними, а ты водишь с ними компанию…
Им и в голову не приходит, что
вер, исповедуемых в наше время, вовсе не тысяча, а только три: китайская, индийская и еврейско-христианская (с своим отростком магометанством), и что книги этих
вер можно купить за 5 руб. и прочесть в две недели, и что в этих книгах,
по которым
жило и теперь
живет всё человечество, за исключением 0,07 почти неизвестных нам, заключена вся мудрость человеческая, всё то, что сделало человечество таким, какое оно есть.
Лизавета Петровна не допрашивала меня: тверда ли я в катехизисе, езжу ли ко всенощной и к заутрени. Я не знаю, набожна ли она
по старому и
по новому; ест ли она скоромное или постное; но я вижу, что в ней
живет живая сила, что ее больное тело держится непоколебимой
верой.
— С другой стороны, Жучок действует на бывших крестьян Платеров. Это раскольники — стража русского духа в здешнем крае, она охраняет его от полонизма.
Живут к северу Витебской губернии, разбросаны и
по другим местам ее. Народ трезвый, фанатически преданный своей
вере. Они зорко следят за всеми действиями панов. Жучок, хитрый, лукавый, не упускает случая, чтобы выведать о польских затеях. Есть еще у меня один человек, поляк Застрембецкий, враг поляков.
Моля святого отца доставить тишину Европе и соединить всех венценосцев для одоления неверных, не признаешь ли ты сам главного уважения к апостольской римской
вере, дозволив всякому, кто исповедует оную,
жить свободно в российских владениях и молиться Всевышнему
по его святым обрядам, — ты, царь великий, никем не водимый к сему торжеству истины, но движимый явно волею Царя Царей, без коей и лист древесный не падает с ветви?
Русский народ всегда чувствовал себя народом христианским. Многие русские мыслители и художники склонны были даже считать его народом христианским
по преимуществу. Славянофилы думали, что русский народ
живет православной
верой, которая есть единственная истинная
вера, заключающая в себе полноту истины. Тютчев пел про Россию...
И это так сделалось. Зенон и Нефора стали супругами и
жили долго и были людям полезны и богу любезны. Зенон по-прежнему занимался своим художеством и никогда не порицал ничьей
веры и своею
верою не возносился. Однажды, когда он был призван для некоторых работ в патриархию, — патриарх, сделав ему заказы, спросил его...
Из этого-то непонимания сущности
веры и вытекает то странное желание людей — сделать так, чтобы поверить в то, что
жить по учению Христа лучше, тогда как всеми силами души, согласно с
верой в благо личной жизни, им хочется
жить противно этому учению.
Но отступив со своею суровостию от Кириака, я зато напустился на прочих монахов своего монастырька, от коих,
по правде сказать, не видал ни Кириакова простодушия и никакого дела на службу
веры полезного:
живут себе этаким, так сказать, форпостом христианства в краю язычников, а ничего, ленивцы, не делают — даже языку туземному ни один не озаботился научиться.
Им было можно дешевить, потому что они
живут общинами и получают приношения от богатых людей одной с ними
веры, но кто
живет своим трудом и приношений не получает, тому
по такой дешевой цене ни прясть, ни ткать, ни ободья гнуть невозможно.
— Переймешь что-нибудь, можешь попросить о чем-нибудь. Вот посмотри, как я
жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку
Веры, но
по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное уменьем выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным.
Происходило это в то время, когда в Александрии, в тесном друг с другом соседстве и в близком общении
по делам,
жило много людей разных
вер, и всякий почитал свою
веру за самую правильную и за самую лучшую, а чужую
веру не уважал и порицал.